Художественные произведения о программистах - Часть 1 - Александр Морозов

Александр Морозов - Программист

Эта книга о зарождении нового и в то же время давно прошедшего, но так близкого нам - последователям;о азарте, с которым каждый программист приступает к интересной задаче, о мастерстве, о проблемах и мелочах, из которых и складывается жизнь;о тихой осенней грусти и "преждевременной усталости от самого себя", но готовности снова идти вперёд.

Эта книга одна из немногих несёт в себе тёплый дух старого-доброго и рассказывает о жизни людей, тех самых, настоящих, программистов на заре развития вычислительных машин; и поэтому, рекомендую прочесть это произведение.

У автора сложный слог, что, вероятно, является отражение образа мышления. Но для меня это не стало помехой и в награду я получил множество интересных мыслей, ощущений; обнаружил некоторые черты героев в себе и других людях.

Если вам понравится, то можете раздобыть ещё несколько не менее любопытных рассказов этого автора("Нестандартный Егорыч", "Если заплыть под плотину", "Тимка почтальон").

Далее приведу занимательную историю из этой книги, которая, кстати, входит в мой сборник "Историй старого программиста".

Изображение с обложки отсюда

Когда я приехал туда в командировку в одну фирму, ребята из отдела математического обеспечения спросили меня, точно ли есть в Москве некий Лаврентьев, у которого машина выдает все, что нужно, без исходной информации и без программы. Я ответил, что точно, есть такой человек, и зовут его Витя.
А дело было так, Лаврентьев со своей компанией сдавал на одном заводе автоматизированную спетому по учету кадров. Дело было, как говорится, сделано и подписано. Система крутилась и выдавала заводскому отделу кадров справки — любо-дорого смотреть. Оставалось собрать подписи о закрытии темы, об ожидаемом от внедрения экономическом эффекте и, соответственно, о справедливом вознаграждении героев-системщиков. Пока другие собирали многочисленные подписи и печати, Лаврентьев по обыкновению набросал «заплат», то есть улучшений к системе. Прямо в машинном зале завода он порезал всю систему, хранящуюся на одной перфоленте, на куски и повыбросил то, на чье место должны были встать его заплаты.
Совершенно неожиданно в машинный зал во главе торжественно настроенной процессии вошел чин на главного технического управления, которому подчинялся тот завод. Оказывается, чин, услышав о внедрения чудодейственной системы, решил сам взглянуть на сие порождение научно-технической революции. Чин подошел к машине и спросил, установлена ли система и действует ли она. Ему ответили, что да. Тогда он пожелал, чтобы машина выдала список всех начальников цехов данного завода.
Все смотрели выжидающе на Лаврентьева. Перфолента с системой, изрезанная на куски, валялась на подставке для фотоввода. И самое непоправимое заключалось в том, что вырезанные куски, безнадежно смятые, уже валялись в корзине. Так что и склеивать было нечего. Лаврентьев бросился в телетайпную, чтобы, извинившись за задержку, быстро набить исправления и уже с ними склеить всю ленту. Но завод — это не исследовательский институт. Рабочий день закончился, в телетайпная была надежно заперта и запломбирована. А инспектирующий уже проявлял нетерпение. Витя, не привлекая внимания, подошел к одному на заводских, с которым он контактировал, и попросил его написать на листочке список начальников цехов. Затем подошел к машине, поставил на фотоввод первую попавшуюся перфоленту, а на два первых ЛПМа навесил пустые магнитные лепты.
Комиссия умиленно смотрела на его лихорадочную деятельность, нимало не подозревая истинный ее смысл. Витя взял список начальников цехов и сел за пульт машины. Сначала он включил все устройства ввода и вывода — и ввел во второй блок оперативной памяти перфоленту, поставленную на фотоввод. Наблюдатели должны были убедиться, что «система» уже в машине. Затем он переключился на первый блок. А вот затем…
Кому бы я ни рассказывал эту историю, все слушали ее до этого места не перебивая. Но когда я начинал рассказывать, что началось потом, перебивали все, И смысл всех восклицаний сводился к одному: не может быть. Ну, даже если этого и не могло быть, это все-таки было. А было вот что.

Лаврентьев с пульта, без единой ошибки, с ходу, со страшной скоростью и т. д. занес в первый блок программу печати на АЦПУ нужной формы, с шапкой, заголовком, все как полагается. Затем в соответствующие, указанные им самим в программе адреса памяти занес информацию в виде списка начальников цехов (причем перекодировку букв в код АЦПУ он делал, разумеется, тоже в уме), зациклил печать на нужное количество раз и нажал пуск. И АЦПУ застучала, и пополз из-под нее широкий лист бумаги, прямо посредине которого машина отстучала: «Признак — начальник цеха». И далее был напечатан весь список из двенадцати командиров производства. И довольный чин во главе свиты, наперебой объясняющей ему что-то, укатил восвояси, и тема была закрыта, и премии были розданы. И приведенная через день в божеский вид система как ни в чем не бывало стала отстукивать то, что ей положено. Если бы виртуозность в разных областях деятельности можно было бы сравнивать по неким квадратным единицам, то в считанные минуты, когда Лаврентьев, как пианист, брал единственно правильные аккорды на клавиатуре пульта, аккорды, которые надо было перед этим мгновенно высчитать в уме, в эти минуты его виртуозность не уступала наверное, виртуозности Паганини.

Приятного чтения!